- 50
- 78
Привычный мир, словно карточный домик, посыпался крахом, когда родные мать с отцом и вовсе скинули Гоги на плечи перебравшегося в Россию дядьки Ашота, по всей видимости, разглядев в этом беспощадном к ребёнку действии перспективы и какую-то выгоду. Пейзажи гор Кавказа сменились на серые, скалой нависающие над головой, панельные дома, а до двери квартиры приходилось добираться не по яркой и мягкой траве, а через провонявший спиртом и куревом подъезд. И перемены в привычной жизни на этом не закончились, ведь чернявому мальчишке предстояло ещё и попасть, что называется, в первый раз в первый класс и встретиться со вселенской несправедливостью лицом к лицу. Построенная в спальном районе, где пришлось поселиться Гоги, совсем недавно школа собрала в себя детей из семей самого разного материального достатка. Кого-то родители заберут после уроков на сверкающей полировкой иномарке, другому купят в местном магазине пакет конфет и газировку, а пареньку, смотря на это, только и оставалось, что кусать локти, шагая до дома в обносках старших братьев, переданных матерью оттуда, из родных краёв. Хвалёная система, школьный дресс-код, призванный создать у учеников впечатление, что они ничуть не хуже других, не работала от слова совсем. Одинаковая с первого взгляду, но в корне отличная в мелочах, одёжка сразу выдавала ребят из богатеньких семей и тех, кого жизнь обидела. Всегда не глаженая, порой с пятнами и без единой нотки одеколона, рубашка на пару размеров больше, смотрелась на Гоги комично, а потому дети, не склонные скрывать в себе свои мысли, высказывали всё, что думали о пареньке, при нём же, открыто смеясь над его положением. Казалось бы, уже не может быть хуже. Но судьба лишь посмеялась над такой мыслью, ведь в добавок к насмешкам над материальным положением, появился ещё один, куда более печальный фактор. По коридорам школы, словно гром, стучали берцы бритоголовых ребят в подтяжках и тряпье с пропагандой националистических движений. Разумеется, "другой" мальчуган не остался ими незамеченным, с того момента начав регулярно выхватывать тумаков сначала за школой, а после ещё и дома, потому как внеплановые расходы на покупку новых штанов и рубашек, взамен порванных в драке, совсем не радовали дядю.
Обида на жизнь и ненависть к людям росла с каждым днём, проведённым в этом паршивом месте. Парень просто не мог уложить у себя в голове, почему над ним смеются и издеваются. Просто потому что он другой национальности и из бедной семьи? Но ведь так нельзя, это неправильно. Любой человек имеет право на счастливую жизнь, а если нет, тогда зачем вообще жить? Такой расклад напрочь убил в Гоги какую-либо мотивацию к учёбе, а школа для него стала ненавистной тяготой. Сгорая от чёрной зависти, паренёк даже порой сам завязывал потасовки в классе, портил дорогостоящую канцелярию зажиточным одноклассникам и срывал уроки, а когда те оканчивались, с осознанием своей участи, мальчик покидал стены школы, где его уже поджидали скинхеды.
"Ты считаешь их ужасными людьми, хотя сам занимаешься той же дрянью!" – сказал в один момент Гоги его дядя, и это стало, пожалуй, переломной точкой. И в правду, в кого же он превратился со всем этим, происходящим вокруг, дерьмом?
Время неумолимо шло только вперёд, а Мкртчян, кажется, за ним не успевал. Приближались экзамены, к которым армянин, думавший все эти годы совсем не об этом, был вовсе не готов, и наверстать упущенное возможности давно не было. И стоит ли говорить о том, что парень даже не пытался в столь сжатые сроки как-либо подготовиться к предстоящим испытаниям? Даже Ашот говорил ему о том, что школьные результаты в его жизни не будут иметь веса, так что полученная после окончания обучения справка вполне себе устроила Гоги, ничуть того не огорчив, хотя и, казалось, такой документ ставит крест на дальнейшей счастливой жизни. На жизни любого, но не Мкртчяна, ведь сразу по приходу домой, Ашот сходу ставит его перед фактом: Теперь совсем молодой ещё армянин включён в семейный бизнес.
Каким бы прибыльным не казался происходящий криминал, в тёмную голову Мкртчяна порой закрадывались мысли о том, что задерживаться в этом вареве надолго не стоит, что рано или поздно их отследят и поймают на горячем. Партия за партией, доработка деталей напильником, работа на токарном станке, а также перевозка груза, за который Гоги светил бы срок – всё это сеяло сомнения, у парня начала развиваться натуральная паранойя. Каждая следующая поездка сопровождалась всё большим количеством предосторожностей, лишь бы не попасться в лапы УБОП. Доходило до того, что в забытом богом гараже, вместе с оружием, перебиралась и рабочая лошадка, советский внедорожник, чтобы устранить возможные поломки, которые, в случае облавы, привели бы к неминуемой поимке армянского преступника. На конспиративной квартире, или же явке, Гоги тоже старался не светиться без дела, а причина для присутствия там оставалась лишь одна. Связь через компьютер, защищённый всевозможными сменами адресов, с потенциальными заказчиками, а также братьями по ту сторону границы. Выходя из квартиры на лестничную клетку, после сеанса связи, да смотря в окно подъезда на обычный дворик постсоветского города, парнишка закуривал сигарету, старательно изображая безразличие, а на самом же деле трясся от ужаса при виде иногда въезжающих во двор машин милиции или до мурашек подозрительных тонированных внедорожников. Но всё обходилось, и по дороге к припаркованной ниве, его не скручивал наряд ОМОНа, не приставлял никто к затылку холодный глушитель. Нет, ничего из этого не происходило. Наоборот, казалось, мир в этот момент затихал, лишь слышался оглушительно стук пылкого армянского сердца в груди.
Тот момент, который поделил жизнь Гоги на "до" и "после", случился на пару лет позже описанных ранее событий. Всё это время мужчина набивал руку в гаражной мастерской, не меняя рода деятельности. Стресс и паранойя никуда не пропали даже спустя, наверное, сотню перевезённых контрабандой ящиков и весомый стаж за спиной, а в этот злополучный день волнение и вовсе зашкаливало. Всё тело буквально ломило в предчувствии беды, но в этом деле больничных не бывает, Мкртчян это понимал, а потому лишь сильнее вжимал педаль газа, прорываясь на внедорожнике сквозь лесные массивы где-то у границы с Арменией. Этот груз и партией то назвать было нельзя, всего-навсего один "макаров" на имя некого Айрапетова А.С.
"Последний раз… и завязываю с этим. " – проговорил губами сам себе чернявый, да выключил фары, двигаясь в ночи меж деревьев в кромешной тьме, то и дело озираясь по сторонам, чтобы не проморгать то, из-за чего с утра ещё у парнишки разболелась голова. Но нет, привычный маршрут и сегодня не подвёл, нива с натяжным рёвом слабенького двигателя выбралась спустя пару десятков минут на асфальтированную дорогу, а Гоги всё не унимался, пристально разглядывая огни фар в зеркалах заднего вида, да внимательно следил за обочиной, в надежде не увидеть поднятый полосатый жезл. Добрался до гаража, где предстояло привести в работоспособное состояние разобранный, с едва ли подогнанными друг-к-другу деталями, пистолет Макарова, парень тогда, когда над городом уже сияло солнце. Работал над этим пистолетом он, словно делал его для себя, хоть и на крышке затвора красовалась чужая фамилия и инициалы, а в вещмешке лежали подтверждающие это документы.
Дорогу до явки, где Гоги предстояло связаться с заказчиком для уточнения места передачи товара, нарушил телефонный звонок. Звонок с номера, который сам парень уже почти забыл, а потому поднял трубку, в недоумении промедлив. Звонила мать с новостями, которые привели его в шок. Ему пришлось сбросить, даже толком не поговорив с родным человеком, которого давно не видел, ведь мама сообщила о том, что Ашота, как и братьев, взяли УБОП буквально через час после того, как они передали парнишке товар на границе. Прекрасно понимая, что телефон могут отслеживать, а разговор, случившийся только что, лишь усугубит ситуацию, армянин открывает окошко, да бросает мобильный подальше в придорожную канаву, утапливая педаль, чтобы добраться до конспиративной квартиры раньше, чем о ней догадаются оперативники. Какого-то плана у Гоги не было, он не знал, что делать дальше, после того, как он отдаст неизвестному до сих пор человеку его пистолет. Всё-таки "накаркал", язык мой – враг мой. Заказ и в правду оказался последним, ведь теперь некому отправлять посылки через границу и искать идиотов, которым сдалось это оружие. Ещё и подтвердилось теперь, что на их шайку вышли и под них активно копают. Сколько ещё удастся оставаться в тени? День? Неделю? Да и точно ли Гоги сейчас удалось временно скрыться? Не поджидают ли его за дверью, готовясь ту выбить, лица в синем камуфляже? Столько вопросов, а ответов нет, да и не ожидается.
Да, глупо было ехать через границу напрямую, ещё и со стволом на руках, да идиотом-попутчиком, но выхода не было. Остановив внедорожник перед сворой пограничников со служебной собакой, Гоги вцепился в руль, как будто от него зависит теперь вся жизнь. Андрей на пассажирском же чувствовал себя куда более спокойно, пока округу не огласил лай овчарки, приближающейся к ниве, ведомой высоким служивым в форме. Айрапетов, прихватив сумку, выскочил из машины, задрав ручонки вверх, да залепетав о том, что водитель – всего лишь попутчик, а у него самого есть все документы и на обыск, мол они не имеют право. Собака давно переключила свой взор на сумку, болтающуюся на плече паренька, а пограничники потеряли к ниве интерес. Ещё и в соседнем ряду случился какой-то инцидент, так что служивые принялись подгонять прошедшие досмотр автомобили. В этот поток вклинился и Гоги, едва не потерявший голову от случившегося. Где-то глубоко в голове, заглушаясь пульсирующим звоном и стуком сердца, зазывала парня совесть. Всё-таки ему пришлось бросить попутчика на растерзание "погранцов", однако документы всё-таки оставались при нём и, наверное, об этом не стоило переживать. Тем более, до проводника дорога уже была известна, как и то, что на одну персону билет уже оказался оплачен дистанционно. Возможно и платить не придётся?
Напоследок окинув взглядом всё также заведённый внедорожник, сжигающий горючее, да садящий постепенно аккумулятор, чернявый мужчина, поудобнее подтянув лямки вещмешка на плечи, двинулся вслед за проводником навстречу неизвестности.
