- 9
- 11
* * *
Но, наверное, это немного торопливое начало. Могу с уверенностью сказать, что начиналось всё - не так. Совсем не так. Год на дворе тогда был 82-й, а на улице стояла знойный, уже подсыхающий воздух. Кто-то говорил на тему своих долгов, кто-то - о своих орденах и достижениях, а кто-то и вовсе молчал, так как разговаривать ещё не умел. Его округлое детское личико поблёскивало при свете солнечных лучей и, уж не знаю от чего, казалось искренне ласковым. Родители долго думали над именем, в конце концов окрестив мальца Павлом, ну а фамилию "Кравчук" за них уже давно придумал кто-то очень старый и давно усопший. Рос он не по годам, а по часам, как любят и любили говорить молодые родители. Июльский месяц словно отразился в его характере, он всегда был пёстро одет и приятно пахнул, от его детского тела исходило мягкое детское тепло. Его и обидеть было тяжело, но некоторым одноклассникам это, позднее, удавалось.
Обижаться молодой Павел не любил, но это был такой процесс, что не контролируется обычными методами. "Это надо как-то задержать в себе", думал тогда мальчишка. А что, он обычный дворовой пацан, может чуть веселее других, разве нужно ему показывать такие не пацанские черты характера? Разумеется - нет. И таилась эта обида, а иногда вырывалась. Малец мог со злости исписать тетрадку того толстого негодяя, что ранее толкнул его на лестнице бранными выражениями, которые только и крутились в его маленьком детском мозгу в тот момент. Мог реветь по часу в подушку дома, от чего та пропитывалась насквозь, а просыпался Паша с краснющими глазами, словно всю ночь не спал, а употреблял всеми нами известные вещества. Этим он занялся лишь во взрослом возрасте, но сейчас, наверное - не об этом?
Учителя, в принципе, мальчика любили. Он учился откровенно говоря отлично, ходил на дополнительные, активно вёл себя на уроках да и явно не являлся тем, на кого дома кричат родители, а избиение - в порядке вещей. Как ни странно, типичный ребёнок, что ещё не познал ужасы мироздания и ещё тогда прогнивающую систему. В итоге, школьные годы Пашка провёл обыденно, но периодически подвергался всяческим издёвкам со стороны одноклассников. К старшим классам всё это закончилось, ведь детская жестокость явно поутихла. Ещё тогда парень приспособился к турникам, физическим упражнениям и всему тому, благодаря чему его небольшие мышцы окрепнут, вздуются, прямо как у тех олимпийцев с обложек. Бодибилдеры, как их называло американское общество, но такое название мальчуган не принимал. А кто вообще его тогда принимал?
* * *
Ну а что можно сказать о родителях мальчика? Да, в общем-то, ничего особенного. Типичная советская семья, где работает отец, а мать занимается дома с детьми. Вообще, в голодные годы она тоже работала, когда отца сократили, но эта работа так-же не была чем-то сверхъестественным. Шитьё на дому. Одежда выходила тёплой, стойкой и готовой к испытаниям. Носки, шарфы, кофты, шапки. Покупали не то чтобы часто, но когда покупали, то на эти деньги семья могла прожить хотя бы день. Братьев или сестёр у Паши не было, да и он сам их не хотел. Раньше, мол, надо было думать, а сейчас, когда он уже десятилетний парняга, это бессмысленно. Зачем ему мелюзга-сестра или сопляк-брат, когда есть он сам, тот, на ком он больше хочет сосредоточиться. Ведь парень знал, что сбросят воспитание - именно на него. "Ты старший брат, ты должен присматривать". Так Евгения, мама мальчика, всегда говорила в гостях у маминой подруги, которая тогда имела трёх детей. Старший из них - Ромка, по кличке "Косой", а всё из-за его врождённого дефекта. Так вот этот Ромка имел те же взгляды, что и у Павла, а она, словно своему ребёнку, всё талдычила: "Да ты же старший брат, ты должен подавать пример своим младшеньким". Так и пошло потом, когда мамина подруга подцепила эту "болячку". Вырос Роман неуспешным человеком, за-то у его кровных всё всегда шло по маслу. К 30-ти годам он сгорел где-то в подворотне от собственной безнадёжности, и больше его никто не видел. А об отце мальчик говорить не любил. Тот у него был идеалистом, именно тем человеком, который толкал Пашу к учёбе всеми способами, а один единственный раз даже прибегнул к рукоприкладству. В тот момент что-то в парне сломалось, но понять это было тяжело.
В отличии от Ромы, у Павла всё было относительно неплохо. По крайней мере по планам. После того, как он закончил школу на золотую медаль, его мысли вывели его на путь военной карьеры. Эта тема завлекла того в последнее время, когда он стал подтягивать историю. Все эти войны, оружие и техника - привлекали. Привело это к тому, что документы так и не были поданы, а всё из-за того же отца, Михаила Кравчука, который мягко говоря не хотел, чтобы его сын встал на эту линию. Ему грезилось совершенно иное. Что его пасынок будет сидеть в кабинете с документами, а люди будут считать его представителем местной интеллигенции, либо членом правительства СНГ, коим он и будет являться. Через своих знакомых, он устроил сына учится к себе в ВУЗ. Павел был поникшим, не хотевшим иметь дело с чем-то подобным, но идти против отца... что ж, для него это было чем-то, что он пересечь тогда не мог.
Время близилось к призыву, а парень всё считал дни. Хотелось поскорее съебаться от родителей, их оков и дурацких принципов. Несмотря на то, что инициатором всего, что случилось, был именно отец, Паша винил не только его. Та же мать не могла защитить сына, а своего мужа - лишь беспрекословно поддерживала. На дворе уже двухтысячный год, в Украину, их Киев, стала протискиваться цивилизованность и современность. Электроника, субкультуры и всё тому подобное. Втайне от предков парень прошёл медицинскую комиссию, а уже в нужный момент - просто собрал пожитки и слинял.
В отличии от Ромы, у Павла всё было относительно неплохо. По крайней мере по планам. После того, как он закончил школу на золотую медаль, его мысли вывели его на путь военной карьеры. Эта тема завлекла того в последнее время, когда он стал подтягивать историю. Все эти войны, оружие и техника - привлекали. Привело это к тому, что документы так и не были поданы, а всё из-за того же отца, Михаила Кравчука, который мягко говоря не хотел, чтобы его сын встал на эту линию. Ему грезилось совершенно иное. Что его пасынок будет сидеть в кабинете с документами, а люди будут считать его представителем местной интеллигенции, либо членом правительства СНГ, коим он и будет являться. Через своих знакомых, он устроил сына учится к себе в ВУЗ. Павел был поникшим, не хотевшим иметь дело с чем-то подобным, но идти против отца... что ж, для него это было чем-то, что он пересечь тогда не мог.
Время близилось к призыву, а парень всё считал дни. Хотелось поскорее съебаться от родителей, их оков и дурацких принципов. Несмотря на то, что инициатором всего, что случилось, был именно отец, Паша винил не только его. Та же мать не могла защитить сына, а своего мужа - лишь беспрекословно поддерживала. На дворе уже двухтысячный год, в Украину, их Киев, стала протискиваться цивилизованность и современность. Электроника, субкультуры и всё тому подобное. Втайне от предков парень прошёл медицинскую комиссию, а уже в нужный момент - просто собрал пожитки и слинял.
Последнее редактирование:
