- 56
- 25
СКАЗ О МОЕЙ ЖИЗНИ
Здесь я начну писать и говорить о жизни нелегкой своей, о всех тех жизненных испытаниях, что мне пришлось пройти на пути становления величия своего и построения своего личного Я. Каждое слово в данных моих мемуарах является истинно верным и абсолютно правдивым. Всех завистников и прочих неприятелей меня лично, попрошу не притрагиваться к сие произведению искусства, наполненному великими мыслями моими и моих кумиров. Портить своим лживым и нетрезвым взглядом на мир эти страницы не следует, каждый посмевший должен корить себя за столь ужасное поведение, по отношению к другому человеку, жизнь которого, запечатлена в бумаге. Закончив эту справку, я приступаю в основной части повествования.
ГЛАВА 1. ДЕТСТВО И ОТРОЧЕСТВО МОИ
Отец мой был простым пьяницей, коих в нашей стране и по сей день не счесть. Работал он заводчанином, являя собой типичного представителя НИЗШЕЙ касты рабочего пролетариата. Жизнь его была неинтересной с самого её начала. Ему не повезло застать события Великих войн, так что только ему и оставалось плодиться и размножаться. С его слов, все его родители были некогда крестьянами, что накладывает отпечаток на мою родословную, которую я распишу немного позднее. Целыми днями мой, стыдно писать, отец только и занимался тем, что работал, а потом пил как проклятый, тираня моих младших сестер и мать. Бытие его было просто ужасным, не постигнуть мне никогда того, почему он скатился так глубоко на социальное дно, потянув за собой всю семью.
Мать моя была женщиной стойкой, крайне умной, но ужасно доверчивой. Впрочем, я могу гордиться ей хотя-бы за то, что доказательства её дворянского происхождения неопровержимы. Семья её, пусть давным-давно и была на грани расстрела, но смогла притвориться типичным крестьянским сбродом, сохранив хотя-бы свои жизни, пускай не статус. Род этот, со слов моей матери, был богатым, от того я склонен верить в их связи с правящими тогда Романовыми. Ни коим образом это не делает меня прямым наследников дома их, но все же, каждый должен гордиться, если носит в себе голубую кровь.
Сестры мои младшенькие были моим проклятием. Я был старше их всего на два года, но эти близняшки выели у меня нервов за четверых. Матерь моя следила лишь за ними, с ранних лет оставив меня на бабушку, а затем и на ничейное попечение. Обе они пошли, вероятно, в отца, так как умом никогда не блистали, в отличии от меня. Я не переносил этих обеих на дух всегда. Их тупость и ужасно громкое поведение, желание участвовать во всем. Сейчас одна из них является представительницей самой древней профессии, а другую я не видел с самых 90-ых годов. Впрочем, так им и надо. Отныне не буду заострять внимание на этих двух неудачах, более постараюсь их даже не упоминать.
С людьми у меня проблем никогда не было, общался и общался. Что сложного то? Большинство из них глупы, как скот и могут съесть любые оскорбления, за исключением слишком уж прямых. В школе всегда учился хорошо, не переступая границу излишнего отличника, пресмыкаясь перед учителями, впрочем никогда и не забрасывал учебу, чтобы не прослыть простым тупицей, судьба которого ждет в шумном офисном или заводском помещении. Страстью моей в школьные годы, как и сейчас была история, но всё таки я старался изучать её сам. Проходя школьное обучение ещё в советское время, пускай и перестроечное, нашему историку нельзя было поднимать некоторые темы. Среди сверстников популярность я имел, я не жадный, отнюдь, зачастую помогал многим глупым бедолагам с их уроками. Не скажу, что я был таки прям дамским угодником, но с противоположным полом в то время никаких проблем не было.
Дальнейшее повествование о жизни школьной или семейной я вести не хочу. Что ещё можно рассказать о глупых деньках, в которых всё беззаботно и просто. Стоит упомянуть только, что дальше я учиться не пошел, так как не имел никакого желания продолжать обучение в построенной коммунистами системе образования. Тогда я почти окончательно повзрослел, поняв, что последние 90 лет страна моя пребывала в руках безумных левых и прочих уродов. Так я и вошел во взрослую жизнь, которая развернется для меня в неожиданную сторону.
ГЛАВА 2. СЛУЖБА И УНИЖЕНИЯ НА РАБОТАХ НИЗШИХ
Тренировки у нас были воистину ужасные, приходилось выкладываться на максимум, чтобы не получить штрафные упражнения. Весь руководящий состав части был людьми старой, до нельзя советской закалки. С ними невозможно было договориться, но вот вывести из себя всегда было легко. Я считаю армию испытанием своей силы воли, которая не была сломлена, что позволило мне выйти из тех условий полностью сформировавшейся личностью.
Другой проблемой стали ужасно завистливые моему уму сослуживцы. Большинство из них были из мелких населенных пунктов, от того их умственным способностям не стоит завидовать. Большинство из них меня не полюбили сразу, как только мы с ними пересеклись впервые. Я, впрочем, взаимно не испытывал к ним симпатии, скорее даже ненавидел их больше, чем они ненавидели меня. На самом деле даже среди всего этого сброда нашлось не мало людей, которые вдохновлялись мной и в тоже время боялись , помогая мне в моих стычках с прочими козлами. Я объединил небольшой круг сослуживцев вокруг себя, посвятил их в мою философию. Они стали также поддерживать управление страны единым монархом. Они защищали меня ото всех врагов, большинство раз УСПЕШНО.
Мои соратники были людьми крепкими, но нам нельзя было показывать именно наше единство. По мнению генералов и полковников всё служащие должны быть братьями. Сам я в драках участвовал редко, слишком уж сильным было наказание за такое, чтобы рисковать. Но лояльные мне сослуживцы часто защищали меня своим временем и силами. Многие драки оставались до конца не раскрытыми, за что конечно приходилось отдуваться всем. Здесь я учился объединять людей вокруг себя своей харизмой и идеями, но в армии это делать крайне трудно. Слишком много уж в казарменных условиях отвлекающий от основной цели деталей.
Два года проходили медленно. Есть местную стряпню было невозможно, до сих пор помню, пускай это и было давно. Упражнения вскоре наскучили и стали обыденностью. Я был силен, ничего не скажешь, но все же предпочитал умственный труд физическому. На второй год я стал нередко пререкаться со старшими по званию, за что получал строгие дисциплинарные выговоры, в виде увеличенных физических нагрузок или же классических, даже несколько анекдотичных наказаниях по покраске травы и чистки картошки. Для меня подобные наказания были с родни смертной казни. Ненавижу работать руками, а не головой, не могу выполнять монотонную работу. Впрочем, к этому я вернусь немного позже.
Когда служба подходила к концу, мне пришли неприятные новости. Моя мать скончалась. Толи от сердечного приступа, толи от инсульта. Письмо писал отец, так что всем ясно, что в медицине он не разбирается. Новость эта омрачила последние месяцы пребывания в армии. Не сказать, чтобы я сильно переживал, но факт данный всё же скосил меня. Дома меня теперь никто не ждал, хотя наверное даже мать не хотела бы увидеть меня, она больше времени уделяла сёстрам. Но нельзя отрицать то, что она была единственным достойным членом семьи, после, конечно же, персоны самой важной - меня.
С лояльными мне сослуживцами обменялись адресами и грезили мечтами собраться как-нибудь вместе, обсудить проблемы жизни и политики. Дембель прошёл весело, но я не любитель попоек до смерти, низшее это развлечение, как по мне. Подобным могут заниматься лишь люди, не стыдящиеся своего простого происхождения и не желающие исправить этот факт. Первое время жизнь вне армии была даже слегка необычной. Мне пришлось жить у отца, так как новой квартиры не было. Чертов отец. Прожив с ним множество лет, в одной проклятой квартире, я даже не сожалею о том что *зачеркнутый текст* об это не сейчас.
Как я писал выше, мне пришлось жить у отца. Сестры, хоть я и не хотел их больше упоминать, разъехались кто-куда. Одна на учебу в Москву, после этого она и не возвращалась, а лишь изредка писала отцу. Судя по всему её выгнали из университета за частые прогулы, так что жизнь её сложилась не лучшим образом. Вторая же шваль эта, позор мой личный, стала путаной в нашем ВЕЛИКОМ Волгограде. Она переехала жить к своему хахалю, который ухаживал за ней с её лет 16, как мне рассказывал отец. Бежав из дома она только и занималась, что выпрашивала ещё денег у меня или отца. Я, честно, не мог позволить себя дать кому-то столь глупому хоть горсть копеек, а отец мой попросту всё пропивал, потому с лишним рублем в кармане не ходил. Вскоре сестричку эту, хахаль её кинул. Так и стала она побираться у кого не попадя, спя с ними за деньги. Внешность у нее на самом деле привлекательная, но быстро растеряв природную красоту, ей пришлось становиться простой путаной. Отец выгнал её из дома. Даже в его пьяной башке сохранились остатки человеческого.
Отдохнув несколько месяцев от всего, я решил отправиться работать, так как мой батенька не зарабатывал достаточно, а точнее особо даже не работал. С халтурок его выгоняли как собаку, он постоянно пил, так что долго работать без прогулов не мог. Тем более всего его деньги уходили на алкоголь и закусь. Мне спешно пришлось искать хоть какое-то рабочее место. Стабильных работ в то время сыскать было нельзя, всем это и так понятно. То была середина 90-ых годов 20 столетия, поэтому работать приходилось по всякому.
Как я писал выше, я на дух не переношу многие работы, в которых нужно монотонно выполнять определенную деятельность. Но в моей ситуации не было выхода. Пришлось перебиваться погрузкой товаров за копейки, мыть полы где попало и делать прочую работу предназначенную для полнейшего плебса. Но вскоре сама госпожа удача решила спасти меня хотя-бы от этой нужды.
Был у нас на районе рынок, которым заведовали толи азербайджанцы, толи дагестанцы, кратко говоря - горцы. В один из дней, когда мне пришлось носить ящики с фруктами для одного из местных торгашей, меня приметила, что называется местная крыша. На рынке этом я батрачил уже не первый раз, потому лицом стал сколько-то узнаваемым. Столько же сколько я не люблю таскать что-то, я ненавижу недоделывать вещи до конца, потому всегда выполнял работу отлично, не задавая лишних вопросов.
Возвращаясь к тому случаю на рынке. Местная крыша в тот день предложила мне КОМАНДОВАТЬ теми, кто разгружает ящики, мол толковый я, что тут уже год периодически ящики таскаю, да всякие арбузы разгружаю. В начале это была единоразовая просьба, но я выполнил работу настолько быстро и без сучка, что крыша решила назначить меня начальником местных рыночных грузчиков. Платить обещали больше, но и считай работа официальная. Меня привлекало даже то, что я мог носить гораздо меньше ящиков. Более того, теперь я мог вновь потренироваться организовывать людей. В армии у меня не получалось делать в полном объеме, так как сверху стояли силы выше меня. Но здесь я мог вдоволь построить челядь, обладая властью над их душами и телами. Я мог стать их временным царем и начальником. Я мог владеть кем-то.
Разгрузка ящиков под моим начальством проходила БЛЕСТЯЩЕ. Все местные на своем ломаном русском языке благодарили меня за такую прекрасную работу, а подчиненные мои работали по струнке, с армейской дисциплиной. Мне зачастую попадались совсем юнцы, строить которых было до нельзя легко. Я заставлял их делать все в темпе, давая небольшие перерывы на покурить, но не более того. Здесь я научился организации гораздо лучше. Мне гордо вспоминать то, как шла работа тогда и сколько усилий я вложил в это. казалось бы глупое дело. Я воистину прекрасно организовал тогда все. Я выстроил четкую иерархию, где я был царем, а остальные были моими крестьянами-подданными. Да, такой вид устройства власти самый лучший.
ГЛАВА 3. ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ МОИ
Жить приходилось также у отца, пускай я и стал зарабатывать больше, но все же мне не хватало этого, чтобы съехать на собственное жилье. Отец был ужасным сожителем, мало того, что он пил, к старости он перестал следить за собой и порядком, от того в квартире постоянно пахло гнилью, а по полу валялись сигаретные бычки, порой даже пьяные соседи. Жить в этом бардаке было сложно, но споря с отцом я часто заставлял его чистить хотя-бы кухню, чтобы мне было где приготовить. В конце его жизненного пути алкоголь окончательно прожёг его мозги и свернул их в трубочку. Таких тупых уродов я не видел даже в армии, а там были представители низших слоев населения. Отец пил не останавливаясь ни на день, порой я даже начинал думать, что это не мой родной отец, а кто-то другой. Ведь я не мог произойти от этой свиньи. Я - человек голубых кровей по матери, а этот свин испортил мне всю кровь своим крестьянским духом.
В один из дней, когда я в очередной раз наорал на этого пьяницу за бардак, устроенный им в квартире, он начал лезть на меня с кулаками, так как был пьян. Все это перешло в драку, в которой эта пьяная туша не собиралась сдаваться, получив даже несколько ударов ногой по лицу. Мы переползли на кухню, продолжая лупить друг-друга с переменным успехом, хотя мои удары были куда больнее, чем удары старого пьянчуги. В конце концов эта старая шваль схватила нож и пошла резать меня им, приговаривая о том, что лучше бы меня отправили в Чечню или куда-нибудь ещё. Понимая, что моей жизни грозит опасность я схватился за первое, что попалось мне в руки.
Я нанес сильный удар табуреткой по голове этого пьянчуги, но не рассчитал, что постоянная работа с ящиками не сделали меня слабее после армии. Табуретка разлетелась по всей кухне, словно от взрыва, а туша отца свалилась мне под ноги, из его головы на пол лилась кровь. Я пробил ему голову, но в тот момент меня было не остановить.
Понятия не имею, что на меня нашло, но в тот момент я не мог думать о чем-либо другом, кроме завершения линии жизни этого низшего человека. Он, наверное, был жив после моего первого удара, но не пережил множество ножевых ранений, которые я нанес подняв нож с пола. Я весь покрылся кровью, я бил ножом по телу отца пока рука не устала, а глаза не налились слезами. Я откинулся на спину, оперся спиной о батарею. Только в тот момент я понял, что я натворил. Тогда мне не доводилось убивать кого-либо, так что убийство отца было первым на тот момент лишением жизни.
На шум соседи вызвали ментов, которые обнаружили меня на залитой кровью кухне рядом с мертвым телом того, кто некогда был моим отцом. Меня арестовали, я же молчал. Мне не хотелось ничего говорить и делать. Я просто плелся за всеми кто меня вел. Несколько дней я провёл в раздумьях, но в конце концов пришёл к мысли, что отец мой заслужил такую свинскую смерть, а я лишь исполнил то, что ему уготовила судьба. Отныне я не испытываю никаких угрызений совести, по поводу этого убийства. На самом деле смерть не так страшна, как её малюют, от того лишать кого-то жизни достаточно легко, если человек угрожал вашему достоинству.
Суд признал меня полностью уравновешенным и виновным в намеренном убийстве. Все мои попытки доказать, что убийство было непредумышленным не привели к достойному результату. Я был виновен и осужден на восемь лет лишения свободы. Тогда я уже успел смириться с тем, что мне придется сидеть в тюрьме. Так что и оглашение срока не произвело на меня большое впечатление. Я принял эту условность, считая, что тюрьма станет ещё одним испытанием для моей воли.
На зоне я сидел мужиком, простым рабочим, по понятиям не двигался, хотя до сих помню многие. Уж приходилось там учиться, чтобы не попасть в касту опущенных - самых уродов сего мира, пробитых и по прочему униженных петухов, самых тупых из тупых и слабых из слабых. Мне их даже жалко никогда не было, так что оказываться в их стаде мне не хотелось.
Пускай тюремная кастовая система и приближена к тому, что я считаю наилучшей формой правления. Но все же она зациклена на праве сильного, но редко умного. Из-за того в правящих кругах оказывается много ужасно тупых и не подходящих на эту роль зеков, которые и устраивают беспредел и прочие расколы. К тому же на зонах редко есть один человек, которому все напрямую подчиняются, уж часто эта должность или статус формальны и не дают власти старым и умным, авторитетным ворам. Из-за всего вышеперечисленного и по воровским понятиям мне двигаться не хотелось. С пацанами я держался правильно, не рыпался, хотя периодически давал себя вольностей. Мои знания в истории помогали периодически развлекать скучающих зеков, за что я получил достаточно хорошую репутацию.
В тюрьме моей, как и в прочих была промзона. Там было множество различных занятий, от швейки до картошки. Там нередко приходилось трудиться, впрочем к этому я, к своему сожалению привык. Но здесь мои навыки организации и инициативность помогли вновь подняться по карьерной лестнице. Спустя несколько лет изнурительной работе по варке и чистке картошки, швейки и прочих унизительных занятий, моя работоспособность и помощь большому количеству зеков не остались незамеченными. На многих производствах назначался "смотрящий" из числа опытных именно здесь, который отвечал за дополнительные поставки и решал вопросы с администрацией. Имея прекрасные отношения и с братвой, и с администрацией, работая на картошке пятый год, меня к моему удивлению, даже при небольшом сроке и низком статусе, поставили там "смотрящим". В последствии многие зеки были недовольны этим решением. Я строго относился к работе, также как и тогда на рынке не давал продыху зекам. Но за это я более чем успешно договаривался о привилегиях для тех, кто работает на картошке. Так что мои успехи здесь были вновь прекрасными, как и тогда на воле. Балансировать между администрацией и братвой было сложно, но мне удавалось находить нужный баланс.
Так время и начало бежать быстрее. В рабочей рутине у меня не было много времени, чтобы думать о смерти отца и прочем. Я был погружен в работу, давая себя лишь небольшие перерывы для похода на чай с зеками. На таких заседаниях зеки частенько травили байки о жизни и прочем. Но часто, особенно когда среди пьющих чай оказывался старый мужик или какой-нибудь залетный, оказавшийся не по своей воле пацан, зеки травили истории о несметных богатствах, которые со слов многих где только не находились. На одной из таких посиделок, я услышал историю про ЗОНУ, тогда ещё не представляя, что это такое. Многие зеки рассказывали о горах бабла, другие же говорили о свободе и целых бандитских кланах. Меня не столько интересовали богатства, сколько истории о том, что эту самую ЗОНУ, никто не контролирует по настоящему, а значит в этом месте можно было бы реализовать мои планы. Я старался выяснить у заключенных побольше о местонахождении ЧЗО. Вскоре я узнал о том, что находится она на севере от Киева, в ранее от чего-то знакомом мне Чернобыле и его окрестностях. Ничего путного мне больше не рассказывали, сказали лишь о том, что можно найти попутчиков. Лишь один старый зек, рассказал, что когда-то слышал, что проводников туда можно найти среди знающих людей.
Меня не отпускала мысль о пустой территории, на которой можно построить идеальное государство, ну или хотя-бы быть свободным от всего того, что окружало меня на воле. Я мог бы стать если не королем для кого-то, так хотя-бы королем для себя самого. Идея побега, идея создания монархии под моим началом, воистину прекрасного лидера, доказавшего это не раз, не давало мне спокойно дышать. Я не мог спать, предвкушая побег в эти чудные земли. Но вначале мне следовало найти проводника, чем я решил заняться ещё в тюрьме.
По совету старого зека, я потряс свои связи среди пацанов, когда мой срок подходил к концу, не смотря на то, что я был по их иерархии мужик, мне удосужились оставить контакты одного проводника, который может подсказать и показать, как пробраться в ЧЗО. Воистину, судьба дала мне шанс сбежать ото всей этой жизни и скрыться в чудном свободном крае, думал тогда я. Последний год я сидел спокойно, в ожидании свободы, после которой я смог бы отправиться в новое и неизведанное.
Последнее редактирование:
