Детство – сын лесника и фельдшераЕгор Козаков родился в 1984 году в небольшом городке на окраине Киевской области. Его отец, Михаил Козаков, был лесником — суровым, молчаливым человеком, который знал каждую тропу в местных лесах, умел охотиться и всегда говорил:
Мать, Ольга Козакова, работала фельдшером в районной больнице. Её дом всегда был наполнен запахами лекарств, бинтов и спирта. Она часто брала сына с собой на вызовы, и уже с детства Егор видел людей, которым никто не мог помочь.
Он с малых лет учился сразу двум вещам — выживать в лесу и спасать жизни. Отец учил его ставить капканы, различать следы, ориентироваться без компаса. Мать показывала, как перевязывать раны, накладывать швы, снимать жар без лекарств.
Отец хотел, чтобы сын пошёл по его стопам, а мать мечтала, что он станет врачом. В итоге Егор выбрал медицину — но лес остался его вторым домом.
Он с малых лет учился сразу двум вещам — выживать в лесу и спасать жизни. Отец учил его ставить капканы, различать следы, ориентироваться без компаса. Мать показывала, как перевязывать раны, накладывать швы, снимать жар без лекарств.
Отец хотел, чтобы сын пошёл по его стопам, а мать мечтала, что он станет врачом. В итоге Егор выбрал медицину — но лес остался его вторым домом.
Юность – тяжёлый характер и дорога в медицину
В школе Егор учился хорошо, но не отличался прилежностью. Учителя говорили, что он умный, но упрямый. Если что-то казалось ему глупостью он спорил, даже если это шло против системы.
Он рано привык к самостоятельности. Отец требовал от него дисциплины, мать заботилась, но не сюсюкала. Егор знал, как починить крышу, как охотиться, как помочь человеку, даже если под рукой нет лекарств. Это закалило его характер: он не жаловался, не искал оправданий и не ждал, что кто-то решит его проблемы.
Ему было 16, когда случилось то, что окончательно решило его судьбу.
Они с другом, Андреем, катались на мотоцикле по просёлочным дорогам. Скорость, ветер в лицо, адреналин — обычная подростковая глупость.
А потом Андрей не вписался в поворот.
Удар. Мотоцикл в кювете. Андрей лежит в траве, задыхаясь, держится за живот — из-под ребра торчит кость, а кровь льётся, как из пробитого шланга. Егор не запаниковал. Сорвал футболку, прижал к ране, пытался остановить кровотечение, говорил Андрею, что всё будет нормально, пока сам не верил в это. Машины на этой дороге проезжали редко. Но через 15 минут одна всё-таки появилась. Егора и его истекающего кровью друга забрали, отвезли в больницу. Андрей выжил. Врачи потом сказали:
Тогда Егор понял: он не хочет убивать и быть охотником как его отец. Он хочет лечить.
Универ и первая практика
В 17 лет он поступил в медицинский университет в Киеве. Там он столкнулся с новой реальностью — городская жизнь, конкуренция, другие взгляды на мир. Он не был лучшим студентом, но схватывал материал быстро, особенно если дело касалось практики. Теория его утомляла, а вот в анатомическом зале, на занятиях по хирургии, он был в своей стихии.С сокурсниками держался ровно — без конфликтов, но и без особой дружбы. Многие считали его «своенравным типом», потому что он не терпел высокомерия и не гнался за хорошими оценками ради престижности. Он учился ради знаний, а не ради бумажки.
Когда началась практика в больницах, он увидел всё, о чём раньше только слышал: врачей, которые давно перегорели, систему, где всё держится на взятках, людей, которым никто не хочет помогать, если у них нет денег.
Его это злило, но он пытался делать свою работу. Он латал людей так, как мог, в тех условиях, какие были.
Некоторые считали его странным. Он не ходил на вечеринки, не заводил романов, часто уходил в одиночные прогулки по городу или сидел в библиотеке, читая что-то далёкое от медицины — книги по ботанике, биологии, даже военную литературу.
Один из преподавателей как-то сказал:
Взрослая жизнь
После окончания медицинского университета Егор получил распределение в небольшую районную больницу в Киевской области. Он не рвался в престижные клиники, не мечтал о карьере пластического хирурга в Москве. Он просто хотел работать по специальности.Но очень быстро понял:
Работать приходилось сутками. В приёмное отделение каждый день привозили людей с ножевыми, с инсультами, с переломами, с запущенными инфекциями. А инструментов не хватало. Лекарств не хватало. Времени не хватало.
Егор терпеть этого не мог. Он спасал людей, даже если у них не было ни копейки. Иногда просто из своих денег покупал лекарства, если знал, что больной не доживёт до утра.
Коллеги смотрели на него странно.
Как-то ночью привезли ребёнка. Ему было лет восемь, он упал с крыши, сломал рёбра, одно пробило лёгкое. Срочная операция. Но в операционной не было нужных инструментов. Не хватало шовного материала, не было нормального аппарата. Егор делал всё, что мог. Но через 40 минут ребёнок умер у него на операционном столе.
А через пару часов пришла мать этого мальчика.
Она не кричала, не обвиняла. Она просто стояла и смотрела на него с пустым взглядом.
И это было хуже любых слов.
Загадочный пациент
Осень 2006 года. Обычная ночная смена в районной больнице, где Егор уже второй год работал хирургом. Бытовые драки, аварии, инфаркты — всё как всегда. Но ближе к полуночи в больницу привезли странного пациента.Егор бросил недопитый чай и поспешил в приёмное. На носилках лежал мужчина, на вид лет сорока. Одежда рваная, всё тело в порезах и ожогах. Но странность была в другом — его кожа казалась словно стеклянной, а вены светились тусклым синим светом.
Егор проверил пульс. Был. Слабый, но был. Пациента срочно перевезли в операционную. Состояние мужчины ухудшалось. Давление падало, пульс становился аритмичным. Требовалось срочное вмешательство. Егор пытался спасти его, но через пару часов тот умер. Егор сидел умывальника, разглядывая свои трясущиеся руки. Через несколько часов в больницу пришли военные, забрали тело и стерли все записи. Врачи поняли: лучше молчать. Но Егор не смог. Он стал расспрашивать, узнавать, с чем он столкнулся. В городе ходили слухи, что за несколько сотен километров отсюда, ближе к Припяти, есть запретная территория. Кто-то называл её Зоной, кто-то — Мертвой землёй. Официально туда никто не лазил.
Путь в Зону
После смерти отца и нескольких неудачных операций Егор чувствовал, что в обычном мире он уже лишний.Зона стала для него не целью, а убежищем.
Местом, где можно лечить не ради отчётов, не ради зарплаты, а просто — чтобы хоть кто-то выжил.
Он понимал: в Зоне происходит что-то, что разрушает тело, но не убивает жизнь.
Это противоречило всему, чему его учили.
Для врача это стало вызовом — увидеть, что делает смерть живой, и можно ли это обратить вспять.
С течением времени его тянуло туда всё сильнее.
Не ради богатства, не ради славы, а ради понимания. Он чувствовал, что наука бессильна, но и вера слепа — а Зона стоит где-то посередине. Егор говорил себе:
Так он и пошёл — не с оружием, а с аптечкой, ножом и блокнотом.
Козаков попал в Зону неподготовленным. У него не было оружия, не было знакомых. Он быстро понял, что здесь не церемонятся с новичками: чуть не погиб от выброса, нарвался на бандитов, едва не наступил в аномалию. Его спасли случайные сталкеры. Они сначала хотели его ограбить, но, узнав, что он врач, передумали. Лекарства в Зоне ценились выше золота. Так он и остался среди сталкеров. Лечил их, помогал с радиацией, вытаскивал раненых. За это его учили стрелять, объясняли, как выживать.
Первое убийствоОн не отвечал. Он знал, что они правы, но что-то внутри него сопротивлялось.
Группа шла через старый хутор, когда раздался первый выстрел. Пуля угодила командиру в бок. Он рухнул на землю, не успев даже крикнуть. Остальные рассыпались в стороны, залегли, открыли огонь. Бандиты. Их было трое. Они ждали, пока сталкеры окажутся на открытом месте. Егор не знал, что делать.
Он прижимал рану командира, пытаясь остановить кровь, но тот уже не дышал. И тут он услышал шаги. Он обернулся и увидел одного из бандитов, который целился прямо в него. Палец на спусковом крючке. Егор застыл. Оружия у него не было. Бандит усмехнулся, он был расслаблен и спокоен, и в моменте отвлекся на что то позади себя. Егор смотрел на него и вдруг рука сама потянулась к ножу. Он не думал. Просто ударил. Прямо в живот.
Бандит глухо охнул, сделал шаг назад, попытался выстрелить, но руки уже не слушались. Егор повалил его на землю, вырвал у него пистолет. Навёл. Выстрелил.
Когда всё закончилось, Егор сидел, тяжело дыша, держа пистолет на коленях.
К нему подошёл один из выживших сталкеров, посмотрел на тело, потом на него.
Наше времяОтшельник редко поддаётся эмоциям. Он не из тех, кто кричит, спорит или лезет в драку. Даже в критической ситуации он действует хладнокровно — просто потому, что в его профессии паника убивает. Когда вокруг хаос, выброс или атака мутантов, он остаётся тем, кто сохраняет здравый смысл.
Он не любит толпу, не хочет никуда примыкать. Не потому, что ненавидит людей, просто так проще. В одиночку он сам за себя, сам выбирает, когда уходить, кого лечить, а кого оставить.
Работа медика в Зоне — это не только перевязки и антибиотики. Иногда нужно ампутировать ногу прямо в лесу, иногда — вытаскивать пули без обезболивающего. Сталкеры часто приходили к нему в тяжёлом состоянии, и не всех удавалось спасти.
Он знал, что у него есть предел. Он не мог творить чудеса. Если человек получил сильную дозу радиации или ему разорвало живот мутантом — шансов было мало. Он не был волшебником, просто врачом.
Последнее редактирование:
