Тазир Пантович родился 15 марта 1987 года в одном из промышленных районов на окраине Киева, где серые панельные многоэтажки стояли вплотную друг к другу, а между ними ютились заводские корпуса и заброшенные склады. Отец его, Михаил Пантович, работал слесарем на машиностроительном заводе, мать, Ольга, трудилась санитаркой в районной больнице. Семья жила скромно, часто на грани бедности, особенно после распада Советского Союза, когда с работой стало совсем туго, а зарплаты задерживали месяцами. Тазир был вторым ребенком в семье, у него был старший брат Виктор, который на шесть лет старше, и именно он стал для младшего и защитником, и примером для подражания. Детство Тазира прошло в тесной двухкомнатной квартире на пятом этаже хрущевки, где всегда пахло борщом и табачным дымом, а по вечерам родители ругались из-за денег или из-за того, что отец снова пришел выпивши. С малых лет Тазир был тихим, замкнутым ребенком, который предпочитал сидеть в углу с книжкой или разбирать старые радиоприемники, которые приносил домой отец. Во дворе его часто задирали старшие ребята, отнимали карманные деньги, которые мать давала на обеды в школе, толкали и обзывали «маменькиным сынком» и «тряпкой». Виктор несколько раз вступался за младшего брата, но в один из дней, когда Тазиру было девять лет, старший брат не смог его защитить, потому что его самого избила компания подростков из соседнего района, и после этого Виктор сказал Тазиру: «Ты должен научиться сам за себя стоять, иначе так и будешь всю жизнь прятаться за чужими спинами». Эти слова засели глубоко в душе мальчика, и он начал меняться, хотя внешне оставался всё тем же тихим и незаметным подростком. В школе Тазир учился средне, не блистал ни в математике, ни в литературе, но зато хорошо разбирался в физике и труде, где мог часами возиться с инструментами и механизмами. Учителя считали его способным, но ленивым, однако дело было не в лени, а в том, что у Тазира не было интереса к обычной жизни, которую ему прочили: закончить школу, пойти в институт или на завод, жениться, завести детей и так до конца дней прожить в том же районе, где он родился. Эта перспектива казалась ему тюрьмой, душной и безысходной. В подростковом возрасте он начал больше времени проводить на улице, связался с не самой лучшей компанией, начал курить, иногда выпивать дешевое пиво, но в серьезные неприятности не влипал, потому что всегда чувствовал границу, за которую нельзя заходить.
Когда Тазиру исполнилось четырнадцать лет, случилось событие, которое перевернуло его жизнь: старший брат Виктор связался с контрабандистами и начал возить через границу сигареты и алкоголь, а потом вляпался в серьезную историю с наркотиками и сел на восемь лет. Отец после этого запил окончательно, мать сломалась и постарела на десять лет за один год, а Тазир остался фактически один. Он бросил школу после девятого класса, пошел работать грузчиком на рынок, потом подрабатывал на стройках, где его научили не только таскать мешки с цементом, но и держать удар, не лезть не в свое дело и понимать, когда нужно молчать. Эти годы закалили его, сделали жестким и недоверчивым, но внутри он всё ещё оставался тем мальчишкой, который мечтал о чем-то большем, чем эта серая окраина Киева.
В 2007 году, когда Тазиру исполнилось двадцать лет, он впервые услышал о Зоне отчуждения Чернобыльской АЭС не из новостей и не из школьных учебников, а от знакомого, который вернулся оттуда с полным рюкзаком артефактов и пачкой долларов. Тот рассказывал о заброшенных городах, о странных аномалиях, о мутантах и о том, что там можно заработать за один рейс больше, чем за год работы на стройке, если, конечно, повезет выжить.
Тазир слушал эти рассказы с горящими глазами, и впервые за долгие годы почувствовал, что нашел то, что искал: место, где его прошлое не имеет значения, где важны только твои навыки, смелость и удача, где можно начать всё с чистого листа или сгинуть без следа. Он начал собирать информацию о Зоне, читал форумы в интернет-кафе, общался с теми, кто бывал там, и с каждым днем всё больше убеждался, что это его путь. |
Весной 2008 года Тазир впервые отправился в Зону нелегально, через проводников, которые за приличную сумму провели его мимо военных кордонов и блокпостов. У него не было ни нормального снаряжения, ни оружия, только старый советский противогаз, дозиметр, купленный на барахолке, и самодельный нож. Первый рейс едва не стал для него последним: он заблудился в лесу недалеко от Припяти, попал в аномалию, чудом выжил, потеряв половину своих припасов, и вернулся ни с чем, больной и измотанный. Но вместо того чтобы испугаться и забыть об этом месте, Тазир понял, что Зона приняла его, дала ему шанс, и теперь он должен научиться выживать здесь. Он вернулся снова и снова, с каждым разом всё лучше узнавая местность, повадки мутантов, расположение аномалий, он стал охотиться на мутантов узнавая их. Решение стать охотником за артефактами пришло к Тазиру не сразу, а постепенно, после нескольких месяцев хождения в Зону. Сначала он просто пытался выжить и понять, как устроен этот странный мир, где законы физики словно сошли с ума, где смерть поджидает на каждом шагу, но где при этом можно найти вещи, за которые на большой земле платят баснословные деньги. После того первого неудачного рейда Тазир вернулся в Киев больной, с лучевой болезнью в легкой форме, провел две недели в постели, но вместо страха в душе росло странное чувство, которое он не мог объяснить: это была смесь азарта, любопытства и какой-то первобытной тяги к опасности. Он понял, что обычная жизнь больше не для него, что он не сможет вернуться к работе грузчиком или на стройку, потому что Зона показала ему нечто большее, чем просто способ заработать деньги, она показала ему мир, где каждый день может быть последним, но где ты чувствуешь себя по-настоящему живым.
Жизнь в Зоне стала для Тазира чередой коротких вылазок и долгих подготовок, каждый рейд был как отдельная история со своими опасностями и находками. Он обосновался на базе сталкеров на Кордоне, в старом здании, которое местные называли Базой новичков, но сам долго там не задерживался, предпочитая уходить вглубь Зоны, туда, где другие боялись соваться. Утро охотника начиналось с проверки снаряжения: дозиметр, детектор аномалий, который он выменял у техника Сидоровича за три артефакта типа «Пламя», аптечка с бинтами и антирадом, фляга с водой, консервы, патроны к автомату и пистолету, нож, болты для проверки аномалий и обязательно запасной противогаз. Всё это укладывалось в потрепанный рюкзак советских времен, который Тазир носил с собой с самого первого рейса, считая его своим талисманом. Проверив всё по три раза, он выходил из укрытия на рассвете, когда Зона ещё спала и мутанты прятались в своих логовах, потому что утренние часы были самыми безопасными для передвижения.
Охота начиналась с разведки: Тазир никогда не шел наугад, он изучал местность, запоминал расположение аномалий, отмечал на карте опасные участки и безопасные тропы, наблюдал за поведением мутантов и за тем, как меняется радиационный фон. Он научился различать аномалии по звуку и по характерным признакам: «Электра» потрескивала и искрилась голубыми разрядами, «Воронка» засасывала всё вокруг с тихим свистом, «Жарка» плавила воздух жаром, отчего над землей дрожала марева, а «Трамплин» выбрасывала вверх всё, что попадало в её зону действия. Он бросал болты, чтобы проверить путь, двигался медленно и осторожно, всегда держа детектор перед собой, и когда прибор начинал пищать и мигать, значит где-то рядом был артефакт. Самым опасным моментом была сама добыча: нужно было подойти к аномалии максимально близко, не попав в её смертельную зону, и достать артефакт длинной палкой с крюком или же рискнуть залезть внутрь, надеясь на защиту костюма и удачу. Один из самых запомнившихся рейдов случился осенью 2009 года, когда Тазир пошел на Свалку в поисках редкого артефакта «Кристалл», который заказал один из ученых за очень хорошие деньги. Свалка была местом опасным, кишащим бандитами и мутантами, но Тазир знал, что в старом железнодорожном депо, заваленном ржавыми вагонами и контейнерами, есть скопление аномалий типа «Электра», где иногда формируются именно такие артефакты. Он шел туда три дня, двигаясь по заброшенным деревням и обходя стороной места, где хозяйничали бандиты. Ночевал в подвалах и на чердаках, питался сухпайками и дождевой водой, пропущенной через самодельный фильтр. На третий день он добрался до депо, но там его ждал неприятный сюрприз: в одном из вагонов устроили логово кровососы, трое мутантов, которые охотились стаей. Тазир увидел их издалека и затаился, понимая, что лобовое столкновение ему не выиграть, патронов мало, а кровососы живучие и быстрые. Он ждал до вечера, пока те не ушли на охоту, а потом быстро прошел в глубь депо, к тому самому месту, где должна была быть аномалия. Электрическое поле буквально гудело в воздухе, волосы вставали дыбом, и каждый шаг давался с трудом, потому что статическое электричество било током через подошвы. Тазир двигался медленно, бросая болты и наблюдая, как они вспыхивают синим пламенем, едва коснувшись невидимой границы. Артефакт лежал в самом центре аномалии, на бетонном полу между двух вагонов, и светился слабым голубоватым светом. Достать его палкой не получалось, аномалия отбрасывала всё металлическое разрядами, и Тазир понял, что придется лезть самому. Он надел резиновые перчатки, обмотал руки изолентой, сделал глубокий вдох и шагнул внутрь. Первый удар током свалил его с ног, второй заставил закричать от боли, но он не отступил, пополз к артефакту, схватил его голыми руками, почувствовав, как холодный кристалл обжигает ладони, и рванул назад. Он выбрался из аномалии уже без сознания, очнулся только через несколько часов, когда тело перестало биться в судорогах, руки были в ожогах, но артефакт лежал рядом, целый и невредимый, и Тазир знал, что всё это стоило того. |
Таких историй у него было множество, каждый рейд приносил что-то новое: то он прятался от военного патруля в затопленном подвале, просидев по горло в радиоактивной воде три часа, то отбивался от стаи плотей в развалинах школы, расстреливая их до последнего патрона, то находил тайник другого сталкера, который не вернулся из Зоны, и забирал его припасы, не зная, что с этим человеком случилось. Он научился выживать в самых жестоких условиях, научился спать с одним открытым глазом, есть что угодно, лишь бы не умереть с голоду, пить воду из луж, обработанную таблетками, и терпеть боль от ранений, зашивая себя грубыми нитками при свете костра. Зона не прощала ошибок, и Тазир видел слишком много трупов тех, кто был невнимателен или слишком самоуверен: кто-то попал в аномалию, кто-то был разорван мутантами, кто-то умер от радиации, медленно и мучительно, а кто-то просто пропал без следа, и никто не знал, что с ним стало. К 2011 году Тазир Пантович стал одним из тех сталкеров, кого в Зоне называли одиночками: он не примыкал ни к одной из группировок, предпочитая работать сам на себя, брал заказы у торговцев и ученых, ходил в самые опасные места, где другие боялись показываться. Он обзавелся нормальным снаряжением, достал себе автомат Калашникова и пистолет ПМ, научился чинить технику и торговаться с барыгами на базах. Его лицо обветрилось и загрубело, на руках были шрамы от ожогов и порезов, в глазах поселилась та особенная настороженность, которая отличает опытных сталкеров от новичков. Зона стала для него домом больше, чем Киев, где он появлялся лишь изредка, чтобы сдать добычу, передать деньги матери и снова исчезнуть за колючей проволокой. Он по-прежнему оставался немногословным и замкнутым, но теперь это была не слабость, а сила: он знал цену словам и не тратил их попусту, а его жесткость и упрямство, которые в детстве делали его изгоем, в Зоне стали залогом выживания. Тазир не из тех, кто сдается, и каждый раз, когда Зона пыталась сломать его, он вставал и шел дальше, потому что здесь, среди радиации, аномалий и смерти, он наконец-то чувствовал себя живым и свободным, и понимал, что охота за артефактами это не просто способ заработка, а его судьба, его призвание, то, ради чего он родился.