Игорь Максимович родился в 1981 году в маленькой деревушке, затерянной где-то на просторах Украины. Деревня была из тех, что медленно умирают — домов становилось всё меньше, молодёжь разъезжалась, оставались только старики да редкие упрямцы вроде его семьи. Дом, где прошло его детство, был старенький, с покосившимся крыльцом и выцветшей краской на ставнях. Вокруг разрастались яблони, которые ещё помнил его дед корявые, узловатые, но каждую осень дающие кислые плоды. У забора росли кусты сирени и шиповника, летом превращавшие двор в благоухающие заросли а зимой торчавшие голыми колючими ветками из-под снега за домом тянулся огород, который мать упрямо обрабатывала каждый год, и старый сарай, где отец хранил инструменты и возился с техникой по вечерам. Именно от отца Игорь и перенял любовь к механизмам. Мальчишкой он часами просиживал рядом, наблюдая, как те умелые руки разбирают старый мотоцикл или чинят соседский трактор. Отец не был болтливым, но учил терпеливо — показывал, как устроена та или иная деталь, объяснял принципы работы, давал подержать инструмент. К подростковому возрасту Игорь уже сам мог перебрать двигатель или починить что угодно из того, что ломалось в хозяйстве. Техника давалась ему легко — он чувствовал её, понимал логику устройства вещей. Эти навыки он забрал с собой во взрослую жизнь и дальше в Зону. Мать его, женщина с уставшими руками но добрым взглядом, всё пыталась приучить его к хозяйству — то картошку окучи, то гусей загони. Но душа Игоря лежала не к огороду или живности. Она рвалась к старому сараю, где пахло машинным маслом и металлом. Он помнил, как в двенадцать лет впервые самостоятельно завел починеный им же мопед. Этот треск, запах выхлопа и чувство гордости были дороже любых пятерок в дневнике. Отец, молча, похлопал его по плечу, и это было высшей наградой. Летними вечерами, когда работы в сарае заканчивались, Игорь любил уходить на дальний покос, что за речкой. Там, лёжа в траве, он смотрел на огромное небо, усыпанное звёздами, и мечтал о чём-то большом. О городах, о машинах, о другой жизни. Он ещё не знал, что эта другая жизнь окажется не в большом городе, а в Зоне, и что небо там будет другим — тревожным и неспокойным. А звёзды будет видно хуже из-за странного свечения на горизонте. Но тогда, в детстве, будущее казалось ему бесконечным и полным возможностей.
Сейчас, в 2011 году, Игорю тридцать, и он уже больше года живёт в Зоне отчуждения. Крепкий, физически развитый мужчина, он каждый день находит время на тренировки — отжимания, подтягивания на перекладинах, работа с весом. В Зоне слабость равна смерти, и он это понимает. Пришёл сюда в 2010-м, причины держит при себе, но быстро освоился и стал одним из тех проводников, которым доверяют. Знает маршруты, аномалии, повадки мутантов. Одиночка до мозга костей — не примыкает ни к каким группировкам, меняет базы, живёт сам по себе. Странно, но при этом любит поговорить с теми, кого встречает — может часами травить байки о Зоне, давать советы, предупреждать об опасностях.
Техникой занимается и здесь. Чинит оружие — своё и чужое, разбирает автоматы, пистолеты, ремонтирует детекторы и приборы. Это приносит дополнительный заработок, да и просто полезно — своё снаряжение всегда в порядке, а умелые руки в Зоне ценятся. Сталкеры знают: если нужно починить ствол или настроить прибор, Игорь справится. Инструменты таскает с собой, хранит в тайниках — отвёртки, ключи, запчасти. Работает аккуратно, не спеша, как учил отец когда-то в том старом сарае.
Но есть в нём что-то неправильное. Каждые два-три месяца Игорь меняется становится другим человеком. Жестоким, холодным, отстранённым. Голос тише, взгляд тяжёлый, решения беспощадные. В такие периоды может бросить раненого, если тот замедляет может убить без колебаний. Осторожность остаётся он всё так же проверяет маршруты, считает риски, но человечность куда-то уходит. Потом отпускает, и он снова становится прежним. Что это — влияние Зоны, старая травма или просто цена одиночества - никто не знает, да он и сам вряд ли понимает.
Те, кто работает с ним, научились чувствовать, когда начинается эта перемена, и стараются закончить дела заранее. Но всё равно нанимают — слишком хорошо он знает Зону, слишком надёжен как проводник. Если Игорь Максимович взялся довести — доведёт, хоть и способы могут быть разными в зависимости от того, какой он сейчас.
Живёт он тут же, в маленькой забитой комнаты. Обстановка спартанская: койка, стол, печка-буржуйка. На столе — всегда разобранный какой-нибудь прибор, еда, приборы я в ящике, оружие. На стенке порвонное фото; его родителей и сестры, о которых он никогда не рассказывает. Ходят слухи, что именно из-за них он и пришёл в Зону, надеясь найти средства или артефакт, чтобы помочь семье. Но это только слухи.
Его «особенные» периоды стали длиннее. Раньше они случались раз в два-три месяца, теперь могут накатывать чаще. В эти дни он просто вешает на трап баржи чёрную тряпку — знак, что приём закрыт "не всегда", и не выходит наружу. Иногда оттуда доносится скрежет металла или приглушённые крики.
Но когда шторм в его душе стихает, он снова становится тем самым Игорем — немного уставшим, но надежным сталкером-мастером, который починит твой автомат, нальёт чаю и расскажет байку о том, как обманул кровососа, используя лишь отвертку и кусок колбасы. И пока его руки тверды, а знания востребованы, у него есть шанс выжить. Или сгинуть в Зоне, став одной из её леденящих душу легенд.
Его нынешнюю точку все так и зовут — «Мастерская». Она расположена на старом доме на Атп, что стоит у деревни Новичков. Место глухое, но проходное. где он якобы сам расставил метки. Баржа вся заставлена ящиками с инструментами, разобранными приборами и коробками с запчастями, которые он собирает по всей Зоне. Говорят, у него даже есть пайка и небольшой генератор, чтобы работать с микросхемами.
Последнее редактирование: