1
После выхода из тюрьмы я впервые по-настоящему ощутил, насколько тяжело возвращаться в мир, который, казалось, остался где-то далеко за стенами камеры, и одновременно невозможно вернуться к старой жизни, потому что всё, что составляло её основу – мать, отец, сестра, моя первая любовь. Всё это либо исчезло, либо стало чужим. Пустота дома давила сильнее, чем любые годы, проведённые за решёткой, и в первые дни после освобождения я ощущал себя скорее грузом, чем человеком, привыкшим к самостоятельности. Именно тогда я прокручивал силуэт Аркадия, знакомого из тюрьмы, который много раз пересекал периметр Зоны и часто говорил, что для человека с руками и головой, понимающего технику, там открывается шанс жить иначе. Честно, без лишних слов и суеты, в мире, где ценят умение чинить, а не громкие слова или попытки казаться важным.
Когда я наконец связался с человеком по его контакту, Виктором, которого в ЧЗО знали под прозвищем Лещ, я понял, что здесь нет ни мистики, ни героизма, ни приключений, к которым привыкли слушать истории от знакомых или фильмов. Всё было предельно ясно. Зона это территория, где каждый день требует предельного внимания и точного расчёта, где любая ошибка, будь то в работе с техникой или в движении по местности, может стоить не только времени, но и жизни. Я следовал за Виктором почти молча, наблюдая, как над горизонтом раздвигается линия между мирным небом и свинцовыми тучами, нависшими над зоной, ощущая одновременно лёгкое возбуждение и холод, который всегда приходит, когда осознаёшь, что дальше пути назад нет. Когда мы добрались до базы, я сразу понял, что работа, на которую меня направили как расплата долга, будет непростой и полной хаоса. Генераторы, которые едва оставались на ходу, выпуская последние хлопки, проводка, собранная без схем и логики, радиостанции, которые переставали работать после любого малейшего касания, автоматы, клинившие при каждом выстреле, и инструменты, изношенные и недостаточные даже для минимального ремонта. Я принялся работать, как привык всю жизнь, ещё будучи юнцом или взрослым ... – внимательно, разбирая каждый механизм, проверяя детали, выявляя слабые места и исправляя их. Генераторы начали работать, автоматы заработали как нужно, проводка перестала коротить, а радиостанции снова заговорили. Только после этого я почувствовал, что меня приняли как того, кто может сделать то, чего не умеет никто другой.
Свобода, которой я добился, оказалась весьма странной для меня. Она не приносила радости, не давала иллюзий и совсем не делала меня героем или сталкером в классическом понимании этого слова. Зона отчуждение совсем не то место, где кругом торжествует слава или приключения, она просто требует, чтобы ты выполнял работу, которую умеешь, и выживал так, как умеешь. Моя работа здесь чинить всё, что ломается, будь то генератор, автомат или заштопать дырки в комбинезоне, наблюдать за людьми, которые торопятся и часто ошибаются, и сохранять голову холодной, когда кто-то делает что-то необдуманное. Именно это позволяет мне оставаться собой и одновременно чувствовать, что я здесь нужен. Иногда я сижу на крыше полуразрушенного здания и слушаю, как внизу у костра кто-то переговаривается, и думаю, что впервые за всю жизнь мои руки и глаза оказались по-настоящему востребованы. Всё, чему я научился в детстве, у отца, в армии и в тюрьме, здесь работает безотказно. И в этом тихом, но опасном мире, где ценят действия больше слов, я нахожу смысл. И нет, не геройский, такой, который можно измерить только делом и результатом, а не пустым трепетом, обещаниями или воспоминаниями о том, что когда-то было.
Последнее редактирование:
