Евгений Станиславович Вольнов. Уроженец города Чернигов, УССР. Женечка родился в первые крещенские морозы семьдесят девятого года. Снежные хлопья падали на ломкие ветви рябины и дуба. Дороги были настолько засыпаны снежными осадками, что машины не то что буксовали, а моментально застревали на сельской просёлочной дороге. В один из таких дней Станислав Вольнов, отец Женьки, отмечал вновь очередную побывку дома у друзей. Заодно и рождение первенца, единственного в последующем ребёнка в семье. Стас был очень сложного, трудного нрава человеком; всё за него говорила его работа дальнобойщиком, постоянные разъезды, командировки. Но и отличное жалование, в то время водители очень хорошо умудрялись работать и в чёрную тоже. Если бы не его великая страсть к алкоголю, Вольнов старший мог месяцами быть в рейсах, а далее после него… Всё село и весь двор мог знать: играет /пьяная гармонь/ дальнобойщик в кирзовых старого образца сапогах, ватниках и фуфайке с гармонью, весь синий под цвет зимы, с красной мордой от перепоя и громким запахом перегара, садится на крыльцо, долбит частушки, жрёт сивуху под окном. Люда, мать мальчишки, всегда стыдилась такой жизни с алкоголиком-мужем, хоть и терпела его вплоть до самой могилы всю свою осознанную жизнь. Скорее всего, местные всегда говорили: жила по принципу /бьёт – значит любит/, а избивал Людку он уж часто. И тут же он, запамятовав про выписку, уговаривает своего кума за литр самогона, прыгнув на ласточку, доехать до районного роддома Чернигова. Он шатался, невнятно бубнил, но очень было понятно в такой мороз, что, придя с букетом цветов, он был рад первенцу – сыну Женьке. Именно тогда Людка и подумала: может, вот оно спасение. За голову дурак возьмётся – нет уж. С малых лет Женька не особо проводил много времени с отцом, считай, так и виделся с ним на очередной побывке дома или у друзей по рейсам. Получить петушка, пару рублей или просто смачного тумака от пьяного отца, Люда как могла старалась защищать его от пылкого супруга, но по иронии судьбы мальчик заставал сцены домашнего насилия со стороны отца в отношении матери, к примеру, Стас очень сильно любил "воспитать" сына ремнём или телефонным проводом до алых мясных рубцов по всему телу, из-за чего в школе с ним боялись общаться, думая, что он беспризорник или вовсе хулиган. Людка же напротив всегда кидалась к сыну, вставая грудью перед мужем, за что и получала. Таскание за волосы, избиения до синяков и до самого снятия побоев. Участковый регулярно при каждом приезде отца закрывал того в местном обезьяннике. Малыш Женя рос в полном хаосе и непонимании родительского дома и воспитания. Любящая мать и алкоголик с садистскими наклонностями в виде отца.
На почве постоянных конфликтов родителей и отсутствия должного воспитания от них. Со временем он закрывается, заглушая свои личные проблемы алкоголем и первыми сигаретами с пацанами за гаражами, в старших классах. Там же и пошло покатилось, первая серьёзная компания. Прогулы школы, сбегания или срывы уроков. Частые драки в столовой за место или за школой для укрепления своего потенциала – авторитета в компании. Окончив школу на тройки, ничего не оставалось, как поступать в колледж, как это было модно говорить, на самом деле – шарага, пшёнка, у этого места было много различных имен. Среднестатистическая шарага, направление было выбрано по наставлению единственного человека, которого по-настоящему любил Женька, – мамы Люды. По этому было принято решение выбрать медицинский колледж, который находился по улице Киевской, не очень далеко от Котов (район Чернигова), где рос и родился Женёк. Колледж раскрыл весь дурной потенциал Жеки, в медицинском учился на медработника по совету нашего медбрата. В прогулах пар всё равно встречалась учёба и практика с неохотой. Именно в то время, в юность Жеки, начался выход УССР из состава союза, разруха и жёсткий дефицит, среди которого выживала шибутная компания маргиналов – медиков, в которой и состоял /Бабуин/. Погоняло приклеилось ещё к Жеке в шаражные годы из-за его громкого, тупого, моментами хриплого смеха и прокуренного голоса, словно у обезьяны. Тогда юные /натуралисты/ воровали медицинский спирт с лаборантских и буторили его с водой, дабы разбавить и не сжечь трахею; можно было даже заметить в их ассортименте одеколон. Также в момент существования союза не было особо наркотических средств, известно в основном анаша и гашиш. Со временем, в эпоху бандитизма и великого кризиса, появились многие препараты, и, конечно же, умная – крутая молодёжь вошла в моду. Первый раз Жека ужалился на третьем курсе, за год до диплома и армии. Долго ломаясь, он всё-таки думал, стоит ли оно того, смотря на одну из дворовых девчонок с котов, которая жила как раз таки с одним из таких торчелл на притоне. Тогда же всё было совсем по-другому..
..- В моём подъезде происходило что то жуткое. На четвертом этаже сосед Андрюха банчил героином. По ступенькам невозможно было идти, тут и там лежали и сидели разные невменяемые ублюдки.. Покупали на четвертом, а вмазывались на третьем и пятом. Оставить машину на несколько минут у дома - значит остаться без мафона и аппаратуры, с битыми стёклами..
Наплыли старые детские обиды на отца, стресс и депрессия. Загнавшись в свои давние проблемы с головой, ничего дельного на ум не пришло, кроме как уколоться. Одна инъекция, раз – и всё. Лёгкое покалывание, головокружение, и всё как в тумане. Далее кратковременный рвотный рефлекс вскоре сменился чувством блаженства и полного умиротворения. Завершается всё полнейшим равнодушием ко всему окружающему. Только однажды это было опробовано Бабуином, дабы не поддаться соблазну, который был так велик. Сесть на иглу, как и остальные (зомби). Окончив медколледж, Жёка получает диплом о среднем медицинском образовании по квалификации младшего медицинского работника. В армию Евгена провожала лишь одна мать. Отец, как всегда, был в рейсах, да и вообще уже был нездоров. Надумывал об уходе на пенсию, аргументируя всё своим возрастом и усталостью, мол он конкретный холерик и тот, кто пропадает сутками, неделями в рейсах. Люда и сын всё прекрасно понимали: алкаш есть алкаш, что тут взять. Со своей неохотой к службе и большой любовью к свободному, разгульному образу жизни юный (натуралист) Женёк попал в самые важные войска на тот момент – РХБЗ. После развала Союза и выхода Украины из состава СССР никто не забыл про тот самый взрыв, прогремевший на четвёртом энергоблоке АЭС Чернобыля. После событий восьмидесятого шестого года силами охраны периметра МВД Украины и властей было принято решение о создании неких буферных – карантинных зон, дабы пресечь распространение заразы на так называемую /большую землю/, в наш обыденный людской мирок. Тем временем служба в армии пошла на пользу Вольнову, думал, что может быть и хуже… По распределению латентный травокур и распиздяй попадает в 704-ю отдельную бригаду радиационной, биологической и химической защиты. Молодой быстро находит себе честную компанию в расположении части, а именно в роте МТО (рота материально-технического обеспечения). Деды и контрабасы всем говорили про МТО… /попадёшь – будешь как сыр в масле/. Так и получилось: после месяца КМБ и трёх месяцев учебки… Распределение в 704-ю, далее отбор в подразделение. Многие не шибко любили материальчиков из-за их жадности и наживы на обычном брате. Но из-за дефицита того же самого курева, запрещённых предметов, как алкоголь, или веществ, как анаша, всё равно все шли барыжиться к ним. Никто ничего не мог поделать – это был завет девяностых годов. Много кто говорил Жеке, что по нему плачет тюрьма либо армия, что третьего ему не особо дано. Первые десять месяцев службы прошли как надо: зарядка, построение, занятия по РХБЗ с физподготовкой до обеда. А далее – вечера досуга после ужина и отбоя. Со своей честной компанией Жека даже умудрился расти дурман, траву в парниках замполита части, что за казармой. Такая беззаботная служба шла и шла, оставалось полгода до жалкого дембеля… Приходит разнарядка на прикомандирование нескольких смежных рот РХБЗ к силам периметра.
В одной из таких рот находился и сам Бабуин. Особо никто не мог ничего рассказать из офицерского состава и подготовить бойцов, дабы смутно задачу понимало и само командование части, как обычно и происходит. Прикомандированные роты были заброшены со стороны жилых посёлков вблизи границы Чернобыля, там же и находился один из таких сёл – блокпостов буферных зон /Дитятки/. Крайние полгода Женя не был рад данному остатку государевой службы. Их задачей являлось – выдвижение за блокпост в буферную зону предбанника ЧЗО с группой сил охраны периметра, как же красиво это всё звучало по документам… Срочники вместе с контрактными солдатами и парой кадровых офицеров выходили за километр – полтора максимум от блокпоста, занимались сбором почвы для отправки экологам на изучение и всякой флоры, дабы люди понимали, заражена ли природа и насколько вся земля пострадала. Вечерами бойцы заступали на БД (боевое дежурство). Как никак объект являлся блокпостом, а это значило, что вход – выход и любое рода перемещение через него каралось. Караулом назвать это было нельзя… По возможности припугивали выстрелами в небо и в наручники. Некоторые, конечно, кадровые бывает и стреляли тех, кто проникал или пытался вынести что-то. В одну из таких ночей с рейда вернулась группа спецназа, они должны были заночевать в расположении заставы и утром уйти. Женёк внимательно осматривал этих матёрых вояк, увешенных, казалось бы, сотней рожков и гранат на разгрузке, на некоторых были даже видны пятна крови или что-то вроде того. Раскумарившись с одним бойцом из боевой разведки, Женя просто раскрыл глаза и разинул рот, словно вот-вот в него залетит муха. Было непонятно, то ли это от травы, хотя вроде пробитый, или же от рассказов бойцов, которые непосредственно находились в ЧЗО. Многочисленные рассказы об аномальных образованиях, мутациях, аномальных сокровищах в виде неких артефактов звучали слишком интересно для Женьки, а местами даже некой романтикой, но явно не с хорошим концом. Сделав выводы для себя, Женька служил еще около нескольких месяцев в такой суматохе, а потом вовсе был отправлен в госпиталь из-за дизентерии. Несколько недель на госпитальных харчах и койке, и долгожданный дембель. После демобилизации он не слишком упоминал место службы и вообще то, что видел, знал. С кем познакомился там, дружил. По приезду домой жизнь словно пошла под откос.
/По несли ботинки Женю/ именно что-то такое началось: ветхий дом на котах, разбитые окна, заколоченные досками, та самая брошенная сторожка. Отец – алкаш, который был уже без ног из-за гангрены, которая пошла прошлой зимой, после того как он отморозил пьяным ноги в речке и чуть не утонул. Бабуин давно не получал писем из дома от матери, каждый раз думал об домашней перине и отцовской сторожке. Он будто был на стороже, отвлекала сама служба и трава… – Соседи говорили, как всё случилось в тот день. Людмила шла с отшиба соседнего района из круглосуточной аптеки зимой. Зимы были очень холодные тогда, и снега, как уже упоминалось, было по яйца. Двое парней ограбили сумку, наличные, даже лекарства и те забрали. Пытаясь отбиться и отмахнуться, женщина сделала замах сумкой в сторону одного парня, в итоге поскользнувшись на льду, упала, разбив затылочную кость основания черепа… – Парни занервничав, забрали всё и сразу дали в тапки через проулки. Проходящие мимо заводчане с проходных вызвали карету скорой, но было уже поздно. В ментовке было сказано – несчастный случай. И на то время у ментов был один ПМ на троих в буквальном смысле, делу ход не дали, и оно осталось висяком, пылиться на архивных полках. Женя долго не мог понять, как это всё случилось, он уподобился волку – тому животному, у которого уже ничего не осталось, его ничего не держит. Он готов рвать и метать, ведь смысла жизни он не сможет здесь больше найти. Глядя на ночную луну, смоля крайнюю сигарету, слушаю крики лежачего алкаша на проссатом и вонючем матраце – он сделал это. На крики отца он ответил быстро и без колебаний. Взял подушку и начал душить, он уже не смог ничего сказать и противостоял лишь несколько минут слабыми ударами своих рук ему по плечам… Словно снег падал на ломкие ветви рябины, которые уже сломались и упали. Крайний вздох, убирая подушку, он смотрел на него. Уже стояла гробовая тишина. Он не смог заявить на себя в ментовку и идти писать повинную не смог. Собрал все свои пожитки, тёплую одежду, вещь мешок с консервами, фонариком, картой и ножом. Заложив оставшиеся материны золотые побрякушки, он купил билет на автобус до кардона близи Дитяток, дабы проникнуть за периметр. Начав новую жизнь, жизнь без страха и боли. Уйдя в неизвестность.
4
